Не колеблясь, как всегда решительно, атаман распахнул двери. Пахнуло старым деревом, затхлыми тряпками и гнилью. Перед взорами вошедших предстал некогда роскошный черно-золотой зал, помутневший от времени, с блестящим, идеально гладким, но запыленным полом, выложенным ромбом из разноцветных камней. Кое-где до сих пор стояла тяжелая деревянная мебель, на стенах сохранились выцветшие гобелены. Изящная мраморная лестница вела на второй этаж. Дневной свет лился из громадных окон, кое-где прикрытых облезшими и выцветшими портьерами, позволяя рассмотреть зал во всем его былом великолепии. Налево от входа шел узкий коридор без окон, тоже отделанный черным камнем. Ничем не освещенный коридор казался совершенно непроглядным даже днем.

Выглядывая из-за спин чумаков, Хома с любопытством и опаской сунул нос в этот коридор и поежился.

«Все, что угодно, может скрываться там, во мраке,– буквально стуча зубами от страха, подумал бурсак.– Его наверняка построили для слуг, и ведет он на кухню или в другие служебные помещения…»

Ни на кого не оборачиваясь, стоя прямо и уверенно, словно обстановка была ему хорошо знакома, Братислав приказал вполголоса:

– Демьян, позаботься о лошадях и возвращайся. Издав протяжный вздох, молодой чумак медленно развернулся и поплелся обратно к двери, ведущей на внутренний двор.

Чем именно он был недоволен: тем, что его оставляют в этом жутком месте одного, или тем, что боится, что ему достанется меньше добычи,– Хома так и не понял.

Когда за Демьяном с грохотом закрылась тяжелая дверь, чумаки едва заметно вздрогнули, но тут же начали скалить мерзкие рожи, чтобы не показать друг другу, насколько им не по себе.

– Язва,– позвал атаман, и тучный чумак вышел вперед как-то излишне поспешно.– Возьми шесть человек, отправляйтесь по этому коридору,– Братислав, не глядя, махнул на коридор для слуг.– Будьте осторожнее, мало ли, может, старик не бредил, и здесь и в самом деле кто водится,– атаман был серьезен, но спокоен.– Заодно посмотрите, не осталось ли чего ценного. Когда все проверите, встречаемся здесь.

Язва угрюмо кивнул, никак не показав страха или недовольства, даже если они у него и были, проверил ружье и, отобрав нужное количество чумаков, беззвучно растворился с ними во мраке коридора.

Остальные восемь человек, включая двоих чумаков, атамана и Хому, озираясь, разбрелись по просторной зале. Свет, лившийся из окон, был уже не таким ярким, так как день близился к вечеру. Вокруг постепенно сгущались сумерки, но необходимости разжигать огонь, чтобы освещать помещение, пока не было.

Единственной достопримечательностью залы был массивный камин, инкрустированный черным камнем с большим вкусом и старанием.

Рассредоточившись, чумаки проверяли каждый закуток в надежде отыскать что-то ценное, но все ценное давно было разграблено, несмотря на дурную славу замка. Ничего не найдя, кроме двух странных скелетов, сидевших откинувшись в запыленных креслах у камина, словно они просто отдыхали, чумаки решили, что это чья-то шутка или попытка напугать тех, кто верит, что в замке водится нечистая сила.

Притихнув, заметно подавленный угрюмой обстановкой и отсутствием ценных находок, отряд оставил первый этаж и, неловко, натужно посмеиваясь, поднялся по широкой лестнице на второй.

Они оказались в коридоре с довольно узкими окнами, пропускавшими не так много света, и потому видимость тут была значительно хуже. В длинный просторный коридор с круглыми колоннами, утопавший в серых тенях, выходило множество изящных, но тяжелых дверей, которые вели в спальные комнаты. Обходя спальни вместе с отрядом, Хома отметил, что, покрытые пылью и плесенью, они мало чем отличались одна от другой, разве что цветом портьер, а в некоторых из них до сих пор удивительным образом сохранились громоздкие каркасы кроватей.

По тому, как стихли разговоры и брань, по тому, как все чаще и чаще тот или другой козак вскидывал оружие, услыхав в сереющей темной мгле чьи-то шаги, Хома понял, что непонятная тревога, которую он чувствовал постоянно, постепенно охватывала весь отряд.

Не зная, что делать со своим беспокойством и окончательно потеряв интерес к поискам, парень вышел в коридор, терпеливо ожидая, пока чумаки с атаманом рыскают по когда-то жилым комнатам. Вглядываясь в мутные запыленные окна, за которыми смутно угадывался темнеющий двор, он внимательно прислушивался к звукам, раздающимся в замке, буквально кожей ощущая затаившееся тут зло. Бурсак готов был поклясться, что чувствует чье-то незримое присутствие. Оно преследовало его повсюду, куда бы он ни шел. Встревоженно вздрагивая, Хома то и дело хватался за саблю, вглядываясь в каждый угол, в котором пролегла тень и где кто-то мог затаиться.

Солнце неумолимо клонилось к закату, тени становились глубже и гуще. Тревога в Хоминой груди росла с каждой минутой.

Снующие тут и там чумаки, казалось, тоже все сильнее чувствовали беспокойство и волнение. Все чаще останавливались они, чтобы незаметно отдышаться, все меньше смеха и разговоров слышалось вокруг.

Не в силах больше терпеть, бурсак зашел за круглую колонну посреди коридора и осторожно заглянул в ворот своей рубахи, стараясь прикрыть свет от медальона, чтобы кто-то случайно не заметил его.

Камень светился ровным голубым светом.

Выругавшись про себя, парень задрожал и с опаской огляделся по сторонам. Серые тени стали совсем черными. Казалось, в каждой из них притаилось чудовищное зло и тянется к нему невидимыми руками. Облизнув сухие губы, Хома резко взглянул на потолок, ожидая, что, может, зло притаилось и там, но не увидел ничего, кроме широких сводов и роскошной потемневшей от времени люстры, которую, видимо, не успели разграбить только потому, что она висела слишком высоко.

Кто-то резко дернул его за плечо. Едва не вскрикнув, Хома увидел чумака, замахнувшегося на него саблей, с совершенно обезумевшим от страха лицом. Звали его, кажется, Свирид.

– Ты что задумал?! – тараща глаза, воинственно спросил чумак.– Сбежать хочешь?

– Н-нет,– удивленно прошептал бурсак и поднял руки, чтобы показать, что он безоружен.

Рядом послышались мягкие шаги, и на них удивленно уставился Братислав.

– Все спускаемся вниз. Сейчас же! – прикрикнул он, сурово глядя на чумака.

Убрав саблю, чумак окинул Хому недобрым, подозрительным взглядом и послушно последовал за атаманом и остальными, продолжая сердито озираться.

Промокнув рукавом выступивший на лбу пот, бурсак медленно ступил на лестницу, стараясь не оглядываться на черный коридор позади него.

Когда отряд молча спустился в просторный зал на первом этаже, непроглядная мгла заполнила собою уже все пространство. Пробираясь на ощупь, Братислав подошел к небольшому, но тяжелому на вид перевернутому столику, брошенному посреди залы за ненадобностью, и ударом ноги отломал ножку. Оторвав от ветхой портьеры кусок расползающейся тряпицы, атаман намотал ее на ножку столика на манер факела. Вынув кремень и кресало, он стал чиркать, стараясь разжечь его. Как завороженные чумаки наблюдали за ним, замерев на месте.